Двуликий Янус
Был на свете один человек, которого все звали Янус. Его все любили, хвалили и всегда звали на семейные обеды, почитая за честь его присутствие. Все восхищались его талантами: он много высказывал умных мыслей, кои были следствием его длительного и упорного обучения, он изобретал всё время какие-то непонятно для чего, но вполне приятные вещицы, был отличным оратором и мог заговорить зубы кому угодно, делал много хороших поступков, на все благодарности отвечая: Что вы, что вы, мне это было вовсе не трудно, а даже приятно и полезно! Любили его также и за, несомненно, огромную и очень глубокую веру в Бога, ибо каждое воскресенье Янус прилежно, в пример и старым, и молодым, шагал в ближайшую церковь, где непременно оставлял щедрые пожертвования, исповедовался и говорил: Верю и славлю тебя, Господи! И, конечно же, все священники также единодушно соглашались с всеобщим мнением, что Янус очень хороший и умный. В общем, совершенно замечательный был это человек.
Когда же он тяжело заболел хандрою и душевным беспокойствием, Янус сказал: Чувствую я, что конец близок - и тут же прослыл пророком. Ведь у таких замечательных людей как он, не могло не быть дара ясновидения: тогда бы он был вовсе не такой уж и славный.
И вот Янус по обыкновению отправился в воскресение на исповедь. Яростно помолившись, подошёл он, наконец, к двери, за которою сидел священник и через зарешеченное окошко выслушивал исповеди своих посетителей. Янус уселся в мягкое, широкое кресло и заговорил:
- Добрый день, святой отец.
Святой отец, еженедельно беседовавший с Янусом о его совершенно безгрешной, замечательной жизни, ответил:
- Здравствуй, сын мой. Заплатил ли ты пожертвование?
- Да, святой отец, заплатил, и много заплатил. Заплатил, чтобы Господь не гневался на меня за мои грехи.
- За грехи? Разве есть у вас, такого славного человека, грехи? зевая, спросил святой отец. Стена напротив него вдруг показалась ему омерзительно голой, злой и давящей.
- О да, святой отец, ведь все мы не без изъяна.
- А какой же у вас изъян, сын мой? Поведайте мне.
- О, святой отец, сегодня я не подал милостыню голодающему бродяге, что сидел возле церкви и молил о помощи.
- Ну что вы, сын мой, разве это такой большой грех? И вовсе это не грех. Выйдете сейчас и подадите.
- Да, святой отец, я бы рад, но денег у меня не осталось. Всё отдал на пожертвования и на помощь соседу.
- А вы говорите грех! Зато соседу помогли. Ведь деньги, вероятно, ему нужнее?
- Он решил купить себе нового жеребца.
- Дело полезное, ведь животным тоже нужно помогать, - святой отец положил ногу на ногу, продолжая с ненавистью глядеть на злую, толстую, голую стену которая так и выпячивалась на него своим огромным гулким брюхом.
- Сосед сказал, что поможет мне в моих новых начинаниях.
- Не сомневаюсь, сын мой, что эти начинания в высшей степени благородны и полезны.
- О да, святой отец, я собираюсь организовать общество по сбору денег с тем, чтобы затем их направить государству на усиление величия и мощи нашей любимой родины.
- Замечательное начинание.
- Но, святой отец, в наше время так сложно найти себе верного друга, который помог бы вам в столь благородном деле! Повсюду одни только лжецы и предатели.
- Сын мой, это так, но нужно уповать на Господа. Вам рай свои ворота отворит, не сомневайтесь.
- Надеюсь.
- Ведь вы замечательный человек, и жертвуете много нашей церкви, и помогаете всем вполне бескорыстно.
- Святой отец, но мне то в удовольствие. Мне самому это на благо.
- Да, надо творить хорошие дела, чтобы блаженствовать потом на небесах.
- Сердце моё наполняется радостью, когда я помогаю своему другу отомстить другому другу за обиду.
- Очень верно, сын мой, - священник продолжал глядеть на гадкую стену, которая всё больше и больше, казалось, вздувалась своим голым каменным брюхом, грозя задавить его. Тесная комната стала казаться ещё теснее теперь. И за плохие дела надо платить. Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пороки.[1] А потому помогайте, сын мой, коли хотите, чтобы и вам затем помогли в любых ваших начинаниях.
- Да, отец, так я и делаю: у меня множество друзей, которые готовы помочь мне во всём, что я ни попрошу. И я щедро плачу им и никогда о них не злословлю.
- Да, верно, верно, сын мой. Что ж, убедились теперь в том, что нет грехов у вас?
- Да, отец мой, вы успокоили мою душу. Спасибо вам.
- Идите же, сын мой. И не думайте более о том человеке. Всем помочь невозможно, как бы вы ни старались.
- До свидания, святой отец.
- До встречи, сын мой, - молвил святой отец и отвернулся от стены, которая так подло и злобно смотрела на него своим серым, голым брюхом. Святому отцу более не хотелось видеть её, и стена более не беспокоила его.
А Янус, бодрый и умиротворённый, вышел из церкви. На ступенях собора лежал тот самый голодный оборванец, о котором только что говорил Янус священнику. Он подошёл к бродяге:
- Послушай, добрый человек, я не смогу тебе помочь. Я уже отдал деньги, и придётся тебе голодать дальше. Бог с тобой.
Но человек его не слушал, глаза его застыли и словно наполнились слезами, стеклянно отражавшими лицо Януса. Бродяга был мёртв.
А через неделю умер Янус. Умер, оставив после себя незавершенные начинания по сбору денег на благо родины, умер, помянутый множеством сухих слёз и восклицаний, выражавших глубочайшее расстройство по поводу гибели его. И сосед его, со слезами на глазах, положил на тело покойного сумку с деньгами, что взял у него ради полезного дела, и всхлипнул: До чего же славный был человек! Все друзья Януса, тоже со слезами, подошли поочерёдно и поцеловали его в лоб, молвив: Замечательный был друг, и щедрый, и добрый, и никогда нельзя было злословить о нём, настолько он был хорош и щедр! И все плакали, утирая слёзы белыми накрахмаленными носовыми платочками, и никто даже вспомнить не мог, водились ли за Янусом грехи, и все говорили: Да упокоится его душа в раю! И всем было дело до сего важнейшего события, до смерти столь замечательного человека, всем, кроме бродяги, который так и остался лежать на ступенях храма.
2 ноября 2004.
